Танцуют все!
Создавая «Свадьбу Фигаро», Моцарт и его знаменитый либреттист Да Понте, кажется, вывели формулу идеальной комической оперы. Тут и лихо закрученная интрига со стремительно развивающимся действием, и невероятно обаятельные персонажи, и постоянные переодевания героев... «Свадьбу» переполняет радостная стихия игры, карнавала, но есть в ней и пронзительные лирические моменты, и глубокий драматизм. Эта опера очень любима певцами и дирижерами (не говоря уже о меломанах всего мира). И очень соблазнительна для режиссеров: она как запутанный лабиринт, ходы которого «просчитывать» не просто, зато очень увлекательно.
Со «Свадьбы Фигаро» началось сотрудничество великого композитора и великого либреттиста, фантастически обогатившее мировой оперный театр. В своих «Воспоминаниях» Да Понте восхищается своей проницательностью — он открыл Моцарта!
«Вольфганг Моцарт <...> не мог еще развернуть во всем блеске свой божественный гений в Вене из-за череды происков своих врагов; он пребывал там во мраке и неизвестности <...> Я не могу без ликования и гордости подумать, что только моя настойчивость и моя энергия стали, по большей части, причиной того, что Европа и весь мир стали свидетелями полного раскрытия волшебных музыкальных композиций этого несравненного гения».
Ну а Моцартом, вероятно, в силу его мрачного положения, владеют поначалу совсем другие чувства. Из письма к отцу: «Главный поэт у нас здесь — некий аббат Да Понте. Работы, которые он делает для театра, отличаются невероятной живостью и стремительностью. Сейчас он должен написать новое либретто для Сальери, и оно будет готово не ранее чем через два месяца. А потом он обещал написать либретто и для меня. Кто знает, сможет ли и захочет ли он сдержать свое слово! Лицом к лицу господа итальянцы всегда так любезны, но мы-то их знаем! И если он сговорится с Сальери, не видать мне либретто до самой смерти. И все же мне очень хочется показать себя в итальянской опере».
И действительно, ждать обещанного либретто пришлось несколько лет. Зато потом события стали разворачиваться с головокружительной быстротой, достойной настоящей комедии положений.
Вот как описывает Да Понте историю создания бессмертной оперы:
«Я сразу понял, что беспредельность его гения требует большого, разнопланового и высокого сюжета. Когда мы говорили об этом предмете, Моцарт спросил меня, смогу ли я сократить и переработать в либретто комедию Бомарше, озаглавленную „Женитьба Фигаро“. Мне очень понравилось это предложение, и я обещал приняться за работу.
Но нам предстояло еще преодолеть огромную трудность. За несколько дней до этого император запретил немецкой театральной труппе исполнять эту комедию, которая написана, по его словам, слишком либерально для благовоспитанной аудитории: и как теперь предложить ее для оперы? <...>
Я предложил писать слова и музыку в тайне и ждать благоприятной возможности, чтобы показать ее директорам театров или императору, что я отважно дерзну взять на себя. <...>
Итак, мы принялись за дело. По мере того, как я писал слова, Моцарт сочинял музыку. За шесть недель все было готово. <...> И я пошел предложить „Фигаро“ самому императору. „Но эту „Женитьбу Фигаро“ я запретил представлять немецкой труппе“. — „Да, но, сочиняя музыкальную драму, а не комедию, я должен был опустить многие сцены и достаточно их сократить, и я опустил и сократил именно то, что могло бы оскорбить тонкость и благопристойность спектакля..., а музыка, насколько я могу судить, изумительной красоты“. — „Хорошо: раз так, я доверяю вашему вкусу в том, что касается музыки, и вашему благоразумию в том, что касается пьесы. Пусть партитуру отправят переписчику“.
Я сразу побежал к Моцарту, но не успел рассказать ему новость до конца, как явился гонец от императора с письмом, в котором было распоряжение немедленно явиться во дворец с партитурой. Я подчинился королевскому приказу, император послушал фрагменты оперы, которые ему понравились самым чудесным образом — не было бы преувеличением сказать, что опера его ошеломила».
Премьера «Свадьбы Фигаро» состоялась в венском Бургтеатре 1 мая 1786 г. Друг Моцарта певец Майкл Келли вспоминает: «Никто никогда не имел более блистательного успеха, чем Моцарт со своей „Свадьбой Фигаро“. Театр был битком набит, многие номера пришлось повторять, так что оперу играли почти вдвое дольше, чем она должна была бы идти, но публика не переставала аплодировать и вызывать Моцарта». Императору даже пришлось дать специальное распоряжение: исполнять на бис только отдельные арии, но никак не большие номера целиком.
В следующем году опера была представлена в Праге — и здесь композитора тоже ждал феноменальный успех. «Здесь ни о чем другом не говорят, кроме как о «Фигаро», ничего не играют, не хвалят, не насвистывают и не напевают, кроме как «Фигаро», никаких других опер не слушают — только «Фигаро» (отрывок из письма Моцарта). Так началось триумфальное шествие этого «Фигаро» по всему миру.
Но вот в Большой театр он заглянул с невероятным, непростительным опозданием — первая постановка была осуществлена только в 1926 году! Трудились над ней маэстро Михаил Ипполитов-Иванов и режиссер Андрей Петровский. Всего в Большом эта опера ставилась четыре раза. Абсолютным рекордсменом стала постановка Бориса Покровского, продержавшаяся в репертуаре более двадцати лет (1956 — 1978) — за это время спектакль прошел 291 раз.
В 2014 г. Уильям Лейси и Дмитрий Белянушкин представили полуконцертную версию, которая была с большим энтузиазмом встречена как московской, так и петербургской публикой, а затем покорила еще и норвежских зрителей.
А ставить спектакль на Новой сцене Большого был приглашен известный театральный режиссер Евгений Писарев, не понаслышке знакомый с Фигаро и его матримониальными заботами. В 2014 г. в руководимом им театре имени Пушкина он поставил «Женитьбу Фигаро» Бомарше — изящный спектакль с легким дыханием, ставший настоящим хитом. Это всего лишь второй его опыт работы в оперном театре — как он говорил перед премьерой, «много мыслей, как рассказать эту историю, но приходится учитывать, что ее будут петь».
Подробности предлагаем узнать из предпремьерного интервью:
— Что для вас «Свадьба Фигаро» — комедия, мелодрама, трагедия или просто красивая история?
— Прелесть этой оперы в том, что ее можно обратить любой стороной — она удивительно многогранна. Когда только начинал готовиться к постановке, я хотел раскрыть в ней настоящую драму. Ведь у Моцарта все гораздо серьезнее, чем у Бомарше. Лирико-драматическая линия здесь значительно сильнее, это уже почти драма, да еще с таким всепрощенческим, почти мистериальным финалом. Но потом я посмотрел множество спектаклей и понял, что почти все прекрасные постановки последних десяти лет обращены как раз в эту сторону. А вот праздничную стихию этой оперы немножечко потеряли. И мне захотелось ее вернуть.
Мы перенесли действие в какую-то условную середину XX века — это могут быть
«Свадьба Фигаро» прекрасна тем, что здесь показана разная любовь, разные степени чувств и стадии взаимоотношений мужчины и женщины. Главные наши герои — это Фигаро и Сюзанна. Любящая пара, которая стремится к счастью — правдами и неправдами, шутками и розыгрышами. На самом деле они очень рискуют, но делают все, чтобы быть вместе.
Но эта история не только о тех, кто хочет счастья и стоит на его пороге, но и о тех, кто уже переступил через этот порог. Как рьяно Граф добивался Розины в «Севильском цирюльнике»! И какой мы застаем Графиню в начале «Свадьбы Фигаро»? Она совершенно растерянна, она была не готова к тому, что сюжет повернется против нее. А Бартоло и Марселина! Люди, которые всю жизнь и вместе, и не вместе... и только нахождение сына заставляет их посмотреть друг на друга и, может быть, стать счастливыми. К финалу формируется еще одна пара, совсем юная — Керубино и Барбарина. Хотя на самом деле с ними все гораздо сложнее. Барбарина, скорее, хотела бы быть Сюзанной. Недаром она во всеуслышание говорит то, что Сюзанна скрывает, будто бы провоцируя Графа на какие-то действия. А Керубино ей нужен, чтобы вести свою игру. Барбарине выгодно, чтобы Фигаро женился на Сюзанне, а Граф обратил внимание на нее саму. И возможно, ее план сработает. И тогда вся эта история радостно и весело начнется сначала.
Есть еще персонаж-одиночка — Дон Базилио. Он здесь важен как некий анти-Фигаро — персонаж, абсолютно лишенный достоинства. Он вообще не задается вопросами чести, окончательно потерял себя и в финале терпит полный крах. Поэтому он и без пары — не заслужил.
— Какие у вас впечатления от работы в Большом театре?
— Я не пытаюсь изображать из себя опытного режиссера музыкального театра, а работаю с певцами так же, как всегда работал с актерами.
И сейчас я стараюсь что-то брать и от комедии Бомарше. Например, образ Графини у Моцарта решен крайне драматично, у него нет ни тени иронии по отношению к ней, а у Бомарше этого предостаточно. Поэтому я прошу артисток, которые исполняют эту партию, найти в своей героине что-то забавное, смешное, возможно, даже нелепое, чтобы она не была настолько однозначной — несчастной и страдающей. Или, например, характерная героиня Марселина: с обретением сына в ней происходит поразительная перемена. Так что даже характерные и острокомедийные персонажи в нашем спектакле могут вдруг стать теплыми и живыми.
Очень интересно работать в этом плане с оперными артистами. Для них «Борис Годунов» — это в первую очередь Мусоргский, а не Пушкин. Так же с Моцартом и Бомарше: первоисточник никто из них не читал. И они с большим интересом узнают новые подробности о своих героях. В опере опущен ряд мотивов, и через пьесу мы с артистами ищем и добавляем новые краски.
— И они охотно окунаются в атмосферу драматического театра?
— И даже смотрят хорошее кино. Для меня здесь важна эстетика итальянского и французского кинематографа середины XX века, поэтому я попросил их посмотреть несколько фильмов. Это, конечно, Феллини — от «Сладкой жизни» до «Джульетты и духов». И французские фильмы с Луи де Фюнесом, Жаном Маре и Бурвилем.
Для меня очень важно, чтобы наш спектакль не был бытовым — при том, что герои должны быть узнаваемыми. Они могут пить чай на сцене или чистить зубы, но от этого спектакль не должен стать приземленным. Это как жанровое кино середины прошлого века, к примеру, «Девушки из Рошфора» или «Шербурские зонтики» — прекрасная картинка, узнаваемые персонажи, но реализма в полном смысле этого слова нет. Форма и стиль все равно поднимают эту историю над реальностью. И в «Свадьбе Фигаро» тоже нельзя изображать Театр.doc.
Как-то я спорил с одним режиссером, который хотел «Отелло» Шекспира перевести в прозу. А когда он увидел готовый текст, сказал: нет, это сериал «Солдаты» получается. Потому что есть разница между «Я был бы счастлив, если б целый полк / Был близок с ней, а я не знал об этом» и «Да пусть гуляет направо и налево, лишь бы мне ничего не говорила!». Огромная разница! И хотя Бомарше писал не стихами, у него все равно есть приподнятость над бытом, над повседневностью.
По крайней мере, сегодня мы воспринимаем этот текст именно так. Когда он только был написан, он казался невероятно острым, даже, может быть, оскорбительным для благопристойной публики. И Да Понте убирал остроты, словечки Бомарше, превращал этот текст в поэтический, в оперный. Но в последнее время из «Свадьбы Фигаро» настолько тщательно пытались убрать всю поэзию, что настало время ее вернуть. И, как ни парадоксально, нам в этом может помочь именно Бомарше.
Над спектаклем со мной работает хореограф Альберт Альбертс, а танцев, собственно говоря, в опере практически нет (кроме самой сцены свадьбы). Но я прошу артистов, чтобы они практически танцевали свои партии, чтобы не было никаких приземленных бытовых движений. Так что роли должны быть не просто спеты и сыграны — они должны быть станцованы.
— Для вас очень важна форма в этом спектакле. Расскажите, пожалуйста, про его визуальную сторону.
— Наша декорация представляет собой дом — довольно необычный, сконструированный, графичный. Мы как бы приподнимаем зрителя над персонажами — он видит всю картину целиком, видит, как они убегают, прячутся, бесконечно открывают и закрывают двери. И по ходу действия дом разрушается — персонажи ломают его своей энергией, своими страстями. Это как конструктор, только мы не собираем, а разбираем его. И к финалу спектакля все понимают, что его придется строить заново. Это такая вечная, повторяющаяся история. И моцартовский финал с прощением и соединением героев (а у Бомарше этого нет совершенно!) здесь очень важен.
— А какое положение во всей этой истории занимает зритель? Может ли он встать на место кого-то из персонажей? Или он смотрит на всю ситуацию сверху?
— Я не знаком с профессиональным зрителем музыкального театра, поэтому мне трудно судить. Но мне бы хотелось, чтобы зрители ассоциировали себя с Фигаро. Мне кажется, на его место может себя поставить каждый. Он главный герой этой истории и просто очень симпатичный персонаж. Это человек, который выпутывается из ситуации, в которую его закрутила жизнь, и делает это с достоинством. Фигаро — очень правильный герой, не страдающий, а принимающий решения. Мне вообще нравятся действующие герои, Гамлет вот никогда не был моим идеалом. И еще Фигаро — очень сегодняшний персонаж. Он не революционер, не идеалист, не борец. Но он творчески подходит к жизни, никогда не ломается и не переступает через себя.
— Для вас как режиссера драматического театра важно, чтобы зрители хорошо понимали текст, может быть, следили за ним во время спектакля?
— Я бы хотел, чтобы в нашем спектакле все ситуации были ясны, и необходимости одновременно читать текст просто бы не возникало. Я сделал достаточно прозрачный спектакль, там нет сложных игр со зрителем, когда артисты поют одно, я подразумеваю другое, а делают они что-то третье.
Но я вижу большое воодушевление всех артистов — и хора, и миманса, и солистов. Может быть, они предощущают что-то праздничное и красивое, и поэтому все готовы, все хотят танцевать, соблазнять и радоваться жизни. И все настроены на игру.
Интервью Татьяне Беловой и Александре Мельниковой
Распечатать
Студии Артемия Лебедева