Из истории создания

Истоки происхождения понятия «богема» кроются в невероятной популярности во Франции 30-40-х годов так называемого цыганского мифа, основой для которого послужил свободный от норм общественной морали, авантюрный и бродячий образ жизни юных обитателей улочек Парижа. В течение долгого времени благозвучное слово «богема» рождало исключительно криминальные, а никак не артистические или же художественные, ассоциации. Карточные шулера, клошары и воры — вот кто гордо носил имя «богема».

Опоэтизировал и приукрасил жизнь парижской богемы сын консьержа, журналист и писатель Анри Мюрже. «Гомер парижской богемы» Мюрже сложил трепетную легенду о таланте и благородстве обитателей Латинского квартала. Голодных оборванцев и неряшливых, вульгарных девиц он преобразил в беспокойных фантазеров и очаровательных прелестниц. «Сцены из жизни богемы» (1851), прославившие имя Мюрже на всю Европу, не только сманили на «латинскую землю» выломившихся из тесных рамок добропорядочной жизни искателей истины и приключений, но и вдохновили на испытание творческого темперамента не одно поколение художников и литераторов.

В 1893 году написать оперу на сюжет из романа Мюрже решили сразу два композитора — Руджеро Леонкавалло и Джакомо Пуччини. Пуччини, которому хотелось воспеть свою нищенскую, но веселую студенческую юность, оказался проворнее, и пришел к финишу первым. Премьера его «Богемы» состоялась 1 февраля 1896 года (утомительно долгая работа либреттистов все-таки очень затянула дело). Выбранным для премьеры городом Турином маэстро остался недоволен: ведь в туринском театре Дель Реджо, объяснял он своему другу и издателю Джулио Риккорди, не только отсутствует хорошая акустика, но и запрещены бисы. До бисов дело в Турине не дошло. Публика приветствовала новое сочинение Пуччини вежливыми аплодисментами, а критика — злыми статьями.

«Богеме» пророчили недолгую судьбу, композитору советовали понять свои ошибки и вернуться на дорогу истинного искусства, куда три года назад привела его «Манон Леско». Пуччини не повезло с артистами: исполнитель партии художника Марселя оказался ужасным актером, а исполнитель партии поэта Рудольфа — негодным певцом. Зато за дирижерский пульт встал в тот вечер двадцативосьмилетний Артуро Тосканини. «После премьеры „Богемы“, — вспоминал Пуччини, — во мне теснились печаль и тоска, я хотел плакать... Я провел ужаснейшую ночь, а утром меня встретило злостное приветствие газет». Критика переменила свое мнение довольно быстро. В апреле следующего года в Палермо опера уже прошла «на ура».


Людмила Данильченко

"Богема" Большого театра

Уже через год после премьеры, состоявшейся в Турине (1896), «Богему» услышали в Москве в исполнении артистов Частной оперы Саввы Мамонтова, среди которых фигурировали Надежда Забела (Мими) и Федор Шаляпин (Шонар).

А в репертуар Большого театра она вошла в 1911 году благодаря стараниям Леонида Собинова, заказавшего новый перевод на русский язык и не только исполнившего партию Рудольфа, но и выступившего — впервые — в качестве режиссера-постановщика. Спектакль поддержал хористов театра (премьера была дана в бенефис хора), но в репертуаре не удержался.

В отличие от первых европейских постановок этой прославленной оперной мелодрамы (в лондонском театре Ковент Гарден один и тот же спектакль сохраняли с 1897 года по 1974-й, в парижской Опера Комик — с 1898 по 1972-й), в Большом «Богема» долголетием не отличалась. Ни до революции, ни после. Хотя первая «советская» постановка была осуществлена всего через четыре года после победоносного Октября 17-го.

В 1932
году новую «Богему», учитывая камерность этой оперы, отправили на сцену филиала, где она опять-таки жила совсем недолго и где возродилась усилиями следующей постановочной группы в 1956 году. С «Богемой» образца 56-го года связана занятная и не вполне типичная для тех времен история. С этой постановки началось вхождение в оперный мир известного дирижера польского происхождения Ежи Семкова, выпускника Ленинградской консерватории, стажировавшегося в Большом театре. (Через три года после этой премьеры он станет главным дирижером варшавского Большого театра, а еще через два года уедет на Запад. ) Отличавшийся гордым и независимым нравом, молодой Семков посчитал нужным через газету Большого театра ответить на критику (уравновешенную похвалами), объяснив отдельные просчеты малым количеством репетиций. Впрочем, это нисколько не повредило его дальнейшей карьере.

Нынешняя постановка появилась в репертуаре в 1996 году в ознаменование столетия со дня туринской премьеры. Это была успешная работа за год до того назначенного главным дирижером оркестра Большого театра Петера Феранеца. Критики были практически единодушны: оркестр под управлением словацкого дирижера прекрасно передал и прозрачную импрессионистичность музыки, и ее терпкость, лишний раз напомнив о том, что Пуччини — это ХХ век (в конце ХХ века эта характеристика еще воспринималась как синоним определения «современный»). Тогдашний Венский фонд Большого театра, поддержавший постановку, рекомендовал театру крепкого австрийского режиссера-традиционалиста Федерика Мирдиту. На этой постановке дебютировала в Большом известная петербургская художница Марина Азизян, которой год спустя Владимир Васильев предложил оформить свою версию «Лебединого озера».

Из единиц хранения, имеющих отношение к «Богеме», предметом особой гордости музея Большого театра (помимо эскизов декораций Константина Коровина и Федора Федоровского, в разное время оформлявших постановки этой оперы) является первое издание клавира («Рикорди и компания», Милан, 1896), украшенное автографом самого композитора.

Наталья Шадрина