03.07.2010

Недавно в Большом театре выступили солисты и оркестр Академии театра Ла Скала, с которым у Большого подписан «пакт» о долгосрочном сотрудничестве. ГАБТ имеет свой аналог миланской академии — Молодежную оперную программу и с тем большим интересом ожидал гостей из Италии.

Выступления молодых певцов, исполнивших фрагменты опер Дж. Верди, подтвердили высочайший уровень театра. Однако Академия Ла Скала готовит не только певцов. В ней совершенствуются представители многих профессий, востребованных музыкальным театром, в том числе и оркестровые музыканты. И на концерте, прошедшем на Новой сцене Большого, оркестр Академии не только аккомпанировал своим коллегам, но и продемонстрировал свое мастерство в симфонических номерах (увертюре к опере «Сицилийская вечерня» Дж. Верди и «Итальянской симфонии» Ф. Мендельсона).

Успеху концерта молодых музыкантов способствовала работа известного дирижера Марко Гуидарини.
Маэстро родился и обучался в Генуе, а первых профессиональных успехов добился в Лионской опере, будучи ассистентом Дж. Э. Гардинера. В 2001 г., в год столетия со дня смерти Дж. Верди, Гуидарини с успехом дирижировал постановками его опер на французских оперных сценах. В 2001-09 гг. он руководил Филармоническим оркестром Ниццы, выступая параллельно в оперных театрах Италии (Сан Карло в Неаполе, Карло Феличе в Генуе, Театро Комунале в Болонье) и скандинавских стран.
Марко Гуидарини неоднократно гастролировал в Великобритании (Лондонский филармонический оркестр, Английская национальная опера, Шотландская опера), Австралии (Сиднейская опера, Мельбурнский оркестр радиостанции Эй-би-си), Германии (оркестр Гевандхаус, Берлинская государственная опера, Баварская государственная опера) и США, где в 2002 г. дебютировал в Метрополитен-опера с «Риголетто» Дж. Верди.
Репертуар Марко Гуидарини велик и разнообразен, включая музыку ХХ века (Малер, Барток, Шенберг), но предпочтение дирижер отдает итальянской опере и французским композиторам. Осуществил мировые премьеры записей первой редакции «Макбета» и французской редакции «Трубадура» Верди, а также опер «Рим» Ж. Массне и «Сирано де Бержерак» Ф. Альфано. В 2008 г. стал кавалером французского ордена «За заслуги в искусстве и литературе».

Предлагаем Вашему вниманию интервью с маэстро Гуидарини.

— Маэстро, у вас напряженный график выступлений и многолетний опыт сотрудничества с известнейшими оркестрами и оперными театрами разных стран. Однако вы находите время и силы и для работы с молодежной академией театра Ла Скала, и для гастрольной поездки с ее молодыми музыкантами в Москву и Петербург...
 Для меня это событие очень важного, я бы даже сказал, просветительского значения. Чтобы поступить в этот оркестр, нужно пройти строгий отбор. Это, в основном, совсем юные музыканты, но полные такого энтузиазма, такого стремления к совершенству, что работать с ними — одно удовольствие.

— Чем вы руководствовались, составляя программу?
— Цель программы — представить итальянскую культуру, в том числе с не самой известной, даже, может быть, неожиданной стороны. Нам хотелось, чтобы публика услышала не только знакомые мелодии своего любимого Верди, но и фрагменты тех опер, которые сейчас в театрах почти не ставятся. «Луиза Миллер», «Сицилийская вечерня» с ее замечательной увертюрой... Особенного внимания заслуживает терцет из «Ломбардцев в первом крестовом походе». В нем есть отдельная партия концертирующей скрипки [violino concertante] — она солирует наравне с вокальными партиями. Это очень интересный и редкий для Верди пример. Симфония Мендельсона, которую мы сыграли во втором отделении, отражает европейскую традицию XIX века — традицию в поисках вдохновения совершать путешествие в Италию. Путешествовали Гете, Берлиоз, Стендаль... И вот эта симфония есть взгляд на Италию молодого немецкого интеллектуала, очень проникшегося ее очарованием.

— То есть вы приехали в Москву сущим «итальянцем». А французским музыкантом ощущаете себя хотя бы в какой-то мере?
— Наверное, действительно, ощущаю себя и тем, и другим. Нет, конечно, я итальянец, и, хотя много гастролирую с симфоническим репертуаром, все-таки больше всего играю именно итальянскую музыку. С другой стороны, я долго жил во Франции, учился на французском репертуаре и дирижировал им. В принципе, немалая часть французской музыки возникла под итальянским влиянием — имею в виду «французское бельканто», последний период творчества Россини. Многие французские композиторы — Тома, Гуно — испытали на себе это влияние.
Так что, если копнуть как следует, понимаешь, насколько глубоки эти связи. Даже у Верди. Если браться за «Дон Карлоса» в оригинальной (французской) редакции, нужно быть в курсе французской культурной и музыкальной жизни , включая Берлиоза, Мейербера, Массне.

— Могли бы вы одним словом охарактеризовать главное отличие французской музыки, скажем, от все той же итальянской?
— Думаю, тонкость. Или элегантность... Конечно, есть чисто музыкальные особенности — изысканная гармония, определенная свобода формы, но главное — то, что французы называют «шарм». В итальянской музыке больше силы, страсти, темперамента. Впрочем, эти разные качества отлично сочетаются!

— Не всю музыку ХХ века, которой вы также уделяете внимание, назовешь «элегантной»... В чем, по-вашему, главная проблема ее восприятия (или невосприятия) современной публикой?
— Мое мнение, современность — то, что постоянно находится в развитии. Когда сегодня слушаешь музыку, бывшую «современной» полвека тому назад, она уже не воспринимается «новой» в буквальном смысле слова. Что было дерзким, провокационным, теперь слушается куда более спокойно. Какими «модернистами» казались когда-то Шостакович, Прокофьев, Шенберг или Пикассо — если поискать столь же мощные примеры в живописи. И они по-прежнему увлекают нас своей индивидуальностью, но, уже став, так сказать, «классиками современости». И мы снова и снова возвращаемся к ним, восхищаемся ими и учимся у них, как у классиков. Что касается остальных... Вот, например, Штокхаузен... Подумать только — он был молодым пятьдесят лет назад! Хочет таковым казаться и сейчас, но Малер для меня — моложе.

— Вы считаете, что через пятьдесят-сто лет Штокхаузен или Ксенакис, Ноно, Булез станут классиками?
— Не думаю... Конечно, они станут — и уже стали — важной частью современной культуры, но в большей мере все-таки принадлежат своему времени, они не так универсальны. Это мое, сугубо личное мнение. С другой стороны, я убежден, что само понятие «современное» все время меняется. Что актуально для нас, будет ли таковым для наших потомков?

— А на вашей родине как принимают подобную музыку?
— О, это большая проблема! Итальянцы очень, очень консервативны. Вернее, «традиционны». Во-первых, мы, прежде всего, оперная публика (конечно, есть и у нас люди, интересующиеся всем, но это такой небольшой круг), то есть привыкшая к театру и его эффектам. Тем, кто слушает оперу, даже современную, нужна мелодия, аккомпанемент, декорации — все составляющие музыкального спектакля... Должен сказать, что консерватизм у нас идет от общественных настроений. Таков настрой большинства теперь, даже в политике — посмотрите на Берлускони!

— А в какой стране, по вашим ощущениям, публика более «современна»?
— В Австралии! В Скандинавии тоже. Все это молодые страны, они не отягощены грузом традиций и в этом смысле более восприимчивы.

— Вам свойственно открывать публике новое — забытые произведения, неизвестных композиторов, исполнять малознакомые редакции популярных сочинений. Чем может быть интересна публике, скажем, первая редакция вердиевского «Макбета»?
— Мне нравится идти «в обратной последовательности» — изучать, что делал композитор вначале и пытаться представить себя на его месте. Реконструировать путешествие по творческой эволюции! Ведь мы, в основном, знаем лишь конечный результат этого таинственного и необъяснимого процесса. У Верди от первого до второго «Макбета» прошло двадцать два года! Конечно, не все было удачно сначала, он что-то изменил, но даже для меня как интерпретатора эти экскурсы очень полезны.

— В вашем репертуаре почти столь же значительно представлена и симфоническая музыка. Вы в первую очередь оперный дирижер или симфонический?
— Не отделяю одно от другого. Нельзя по-настоящему дирижировать симфониями Моцарта, если не знать его опер. И так далее. А чтобы исполнять оперы Верди, нужно хорошо разбираться во всей остальной музыке XIX века.

— Но все-таки одно дело — опера Беллини и совсем другое — симфония Малера...
— Конечно, есть большая разница в технике дирижирования. Но ведь вы знаете, что Беллини долгое время был любимым композитором Вагнера! Да и я тоже нахожу его музыку обворожительной...

— Вы продирижировали циклом всех симфоний Малера. Удалось вам прочесть его любимого писателя — Достоевского?
— О да! Вообще должен сказать, что русская литература в Италии — одна из самых читаемых и почитаемых. Потому что у нас такого не было — этой эпохи великой литературы XIX века...

— Простите, а как же Алессандро Мандзони?
— Мандзони, да. Один роман. А можете назвать хоть кого-то еще? Вот именно! Наш XIX век — это век оперы. Все остальное было на втором месте. У нас не было таких великих писателей, каких имела Россия в то время, — Толстой, Достоевский... У нас в это время ставились «Ломбардцы в первом крестовом походе»... Был подъём в музыке, но не в литературе.

— И позвольте узнать имя вашего любимого русского писателя?
— Марина Цветаева. Я больше люблю русскую поэзию, в том числе и ХХ века. Ну и, конечно же, Пушкин, которого я очень много читал — и с восхищением.

— А каковы ваши предпочтения в русской музыке?
— Я большой поклонник ваших классиков, но, когда разучивал «Ленинградскую симфонию» с моим оркестром (Филармоническим оркестром Ниццы -ред.), очень увлекся Шостаковичем. Его музыка потрясает меня — как будто погружаешься в жизнь этого человека, и при этом в ней отражен весь ХХ век, его величие и драматизм. Применительно к XIX веку нечто подобное ощущаешь с Мусоргским.

— Вам приходилось дирижировать операми Мусоргского?
— Пока еще не дирижировал русскими операми, только симфонической музыкой. Очень хотел бы — и уверен, что буду, но сначала нужно как следует изучить русский язык. Я считаю, что без знания языка невозможна хорошая передача музыки. К сожалению, мой русский пока далек от совершенства. Я могу немного общаться на бытовом уровне, но надо проникнуть в него глубже. Когда читаю русскую литературу, подлинник всегда передо мной, но все же приходится пользоваться переводом. Но я обязательно выучу! Если бы я мог пожить в России несколько месяцев...

— Это ваш первый визит в Россию?
— 
Три года назад я уже дирижировал в Санкт-Петербурге Реквиемом Верди. Но когда у вас всего пара дней между концертом и репетицией, ничего даже не успеваешь посмотреть. А как хочется!

Интервью Борису Мукосею