Она любила сцену, рвалась на нее, чувствовала себя на сцене лучше, чем где бы то ни было. Очень любила аплодисменты. Шутила: чем дольше длятся овации, тем больше у тебя времени отдохнуть в течение спектакля. А когда спектакль заканчивался (никакого опустошения, очень часто — говорила — возникало ощущение: вот сейчас все повторить — и будет гораздо лучше), начинался еще один: ее изумительные поклоны.
В ноябре этого года Большой готовился отметить ее 90-летний юбилей. Торжества в честь Плисецкой неизменно проходили очень интересно. Ничего заурядного она не терпела. Главным всегда было показать Москве нечто невиданное. Ее фантастический реверанс, подобный королевскому шлейфу, всегда сопровождал СОБЫТИЕ. Это был восклицательный знак в конце предложения — и одновременно его кульминация. Большой готовил торжество с большой буквы. Она, как всегда, принимала самое деятельное участие в составлении программы. Но одобрив все предложения, непременно резюмировала: главное — дожить. Не самое «удобное» заявление для собеседника, но такова Плисецкая: в ответ на все протестующие возгласы считала нужным пояснить — «Мне ведь не пятнадцать лет...».
Она действительно была «неудобным» человеком: всегда говорила и танцевала то, что думала и чувствовала. Потому советская власть и терпела неудачу не только тогда, когда пыталась ее сломать, но и когда была не против «договориться». Каждая ее роль обретала масштаб символа, но сама она не владела «иносказаниями». Была не просто пряма — прямолинейна. Когда выпустила свою книгу и все поняли, что она владеет даром слова, ей постоянно твердили: «Талантливый человек талантлив во всем», а она на полном серьезе отвечала: «Неправда, вот рисовать я совсем не умею».
Она была большим художником и большой личностью. Ее прыжок был за пределами физического усилия, главным его измерением еще во время полета становилась высота человеческого духа. Ее руки — лебединые, испанские, персидские, японские — были предметом балетоведческих изысканий и балетоманских восторгов. Экстраординарное явление: она оставила не только след — технические и природные приемы и интерпретацию, но и в прямом смысле слова взгляд — «радиацию» пристально смотрящих в зал глаз, описанию которой посвящались отдельные строки.
Метафорическая балерина — идея, стихия, воля к победе, символ сопротивления косности и советскому правопорядку в искусстве, она в то же время была воплощением особой несокрушимой, всепобеждающей женственности и сексуальности. Символ, который впервые от души и на совесть целиком, «плотоядно» впечатал свою стопу в планшет сцены, нимало не смущаясь тем, что по ней было принято бесплотно порхать «на цыпочках».
Равнозначно великая балерина и женщина, она стала музой великого композитора. На партитурах всех балетов, написанных для нее ее мужем Родионом Щедриным, есть предпосланные ей посвящения. В том числе такое: Майе Плисецкой — вечно.
Плисецкая действительно навсегда. Она заняла собой вторую половину XX века и решительно перешагнула в XXI-й. С этого дня ее нет с нами — но она была, есть и будет.
Большой театр скорбит и соболезнует Родиону Константиновичу Щедрину и всем родным и близким МАЙИ МИХАЙЛОВНЫ ПЛИСЕЦКОЙ.
Фото (Дамира Юсупова) для прессы.
«Если кто-нибудь скажет вам, что артистка Большого балета Майя Плисецкая — самая замечательная из ныне танцующих балерин, лучше не говорите „нет“, не имея в запасе достаточно убедительных аргументов, потому что очень может быть, что таковой она и является... И есть две вещи в отношении ее, которые вовсе не подлежат обсуждению. Во-первых, она красивая женщина. Во-вторых, она затопляет сцену движением, подобно тому, как поворот соответствующей ручки на распределительном щитке затопляет сцену светом. Движение — вот настоящая правда ее искусства... Весь ее драматизм и страсть, остроумие и обольщение — просто-напросто топливо, дающее возможность передавать эти мощные мускульные ритмы в пространство — через пространство, и сверх него, и вокруг — чтобы в конце концов окончательно покорить и его, и нас...
Видеть тело, столь чуткое в каждую секунду к происходящему на сцене, столь творчески заряженное и настолько свободное от каких бы то ни было проблем, связанных с техникой, — это настоящее потрясение. А если к нему прилагается и еще столь покоряющая индивидуальность, это потрясает вдвойне. Ничего удивительного, что публика стонала от восторга, когда бы она ни появлялась. Спасибо, Никита Сергеевич!»
Джон Мартин, «Нью-Йорк Таймс», 24 мая 1959 г.
«По жанру это балерина трагедии, а по натуре — оптимистка, верующая в свою звезду. Ее жизнь — урок малодушным. Ее творчество — укор слишком разумным. Сколько замыслов остается нереализованными, потому что они кажутся нереальными. Сколько битв сдается без боя, потому что они считаются проигранными наперед. Но кто когда видел Плисецкую с белым флагом в руках?»
Вадим Гаевский
«В ее имени слышится плеск аплодисментов. Она рифмуется с плакучими лиственницами, с персидской сиренью, Елисейскими полями, с Пришествием. Есть полюса географические, температурные, магнитные.
Плисецкая— полюс магии».
Андрей Вознесенский, из «Портрета Плисецкой»
«Из ХIX века, с которым все-таки продолжает ассоциироваться классический балет, через ХХ-й она с легкостью шагнула в ХХI-й. Свое восхищение ее талантом, бесстрашием, вечной молодостью, тем, что ее искусство всегда опережало ее время, я выразил, когда делал для нее костюм ХХI века. Он был „выстроен“ на компьютере, и чтобы играл светом — я снабдил его электрическими лампочками, — моя прекрасная Модель должна была непрерывно двигаться. Именно так я и представляю Майю — она самая высокая технология природы, и ее главный принцип — вечное движение».
Пьер Карден
«Какую бы роль она ни танцевала, я ощущаю в ней огромную жизненную силу, чувственность и главное — современность».
Морис Бежар
«Неповторимая. У нее неординарно все — взгляд, лицо, тело. Божественное это тело не сравнить даже с виолончелью, и со скрипкой, и ни с каким другим музыкальным инструментом. У него необъяснимая способность выражать тончайшие эмоции души. Способность врожденная. Чтобы ею обладать, надо было гениальной родиться.
Удивительно: она состоит из того же, что и мы. В ней тот же самый коктейль, в котором смешались и любовь, и неприятие, и месть, наверное, и злость. Но все дело в уникальном сочетании этих качеств, их дозировке, их пропорциях. И, конечно, в непостижимом таланте выражать эмоцию своим телом. Мы, простые смертные, как можем выразить свои эмоции движением? Разве что, уходя, хлопнуть дверью...»
Мстислав Ростропович
«Конек-Горбунок» — Майе Плисецкой
«Анна Каренина» — Майе Плисецкой, неизменно
«Чайка» — Майе Плисецкой, всегда
«Дама с собачкой» — Майе Плисецкой, вечно
Родин Щедрин
«Вам, великой балерине современности, рукоплескали зрители всех континентов, восхищаясь красотой, грацией и уникальным творческим долголетием. Ваше непревзойденное исполнительское мастерство оставило неизгладимый след в душе каждого, кто имел счастье видеть Вас на сцене».
Владимир Путин
Студии Артемия Лебедева