О нас

Оркестр Большого покоряет Ла Скала
На три концерта русских музыкантов были раскуплены все билеты

Достаточно было только одного аккорда, первого мрачного аккорда «Франчески да Римини» Чайковского, — и в театре Ла Скала повеяло духом России. Позавчера оркестр Большого, легендарного московского театра, выступил в Милане после более чем тридцатилетнего перерыва. Три концерта оркестра и хора под управлением Александра Ведерникова прошли в рамках программы сотрудничества двух театров (в мае балет Большого театра гастролировал в театре Арчимбольди), вершиной которого станет выступление Ла Скала в октябре 2009 г. на открытии здания московского театра по завершении его четырехлетней реконструкции.

На дирижерский пульт, помимо «Франчески да Римини» Чайковского, также легли «Вариации на тему Паганини» Рахманинова и монументальная кантата Прокофьева «Александр Невский», написанная композитором для одноименного фильма Эйзенштейна.

В зале — множество русских, пришедших поддержать своих соотечественников. Но не только русскую часть публики покорили Ведерников и его музыканты: их идеальное исполнение завоевало итальянцев. Великолепен и тот страстный фрагмент, который написал Чайковский, вдохновившись пятой песней «Ада» Данте: в этих двадцати минутах музыки — любовь и смерть, страх и милосердие, грех и искупление. И звенящие, благодаря невероятной техничности и легкости исполнения пианиста Николая Луганского, страницы партитуры Рахманинова. И, наконец, невероятная звуковая мощь «Александра Невского», от которой задрожали стены Ла Скала: чтобы поведать историю о русском князе XIII века, к оркестру присоединились хор и меццо-сопрано Елена Манистина.

Пьеракилле Доффини
«Аввенире», 09.01.2008

Приехал Большой — и таковым показал себя театру Ла Скала

На сцене расположились сто музыкантов и 70 хористов, такие импозантные и значительные. Симфонический дебют коллектива Большого театра в Ла Скала — это настоящее событие. Оно призвано еще более укрепить братство двух театров, которое в будущем обещает нам гастроли московской труппы в Милане и артистов Ла Скала в Москве — в 2009 г. по случаю открытия «большой» сцены Большого театра. На три концерта москвичей были распроданы все билеты. Публику захватили мощь и уверенность дирижера Александра Ведерникова, блистательная техника пианиста Николая Луганского, гипнотическое очарование партитур: музыкальный аналог «Ада» Данте — «Франческа да Римини» Чайковского, «Вариации на тему Паганини» Рахманинова, эпическая кантата Прокофьева «Александр Невский», написанная для фильма Эйзенштейна.

У каждого оркестра — своя душа, если обобщить, у великих американских коллективов — поэтическая, у европейцев — изысканная (поглощенная суровым «служением музыке» — у немецких оркестров и яркая, светлая — у итальянских). Душа русских музыкантов из Большого — романтическая и даже отчаянно драматическая. За безупречным целым у них не потерялись и тонкие оттенки. Душераздирающие мучения Невского, ослепляющая адская буря, которая несет Франческу, изменчивые интонации Рахманинова. Если описать все в двух словах, то Ла Скала пригласил именно Большой театр. И он со всей полнотой выразил свое творческое кредо.

Эльза Аирольди
«Иль Джорнале», 10.01.2008

Исторический коллектив выступил в театре Ла Скала, партия фортепиано — Николай Луганский

Ведерников и возрождение Большого
Чайковский, Рахманинов и Прокофьев в исполнении оркестра, вернувшего высокий уровень

Некоторое время назад находившийся на международной арене немного в тени, оркестр Большого театра начинает отвоевывать свое место под солнцем под руководством своего главного дирижера (с 2001 г.) Александра Ведерникова. Записи и гастроли демонстрируют, что оркестр вышел если не на уровень оркестра Санкт-Петербургской филармонии (сравнение с которым опасно для любого оркестра), то, во всяком случае, на очень высокий уровень.

Программа концертов в Ла Скала кажется специально подобранной для демонстрации уровня игры. Здесь и сложные ритмические «наслоения» «Франчески да Римини» Чайковского с вселяющими ужас пассажами выстроенного хаоса. Здесь и тонкое ироничное подражание классикам в «Вариациях на тему Паганини», характерное для американского периода творчества Рахманинова, сменяющееся фрагментами, напоминающими Листа, — дьявольскими, с взрывающимися огненными интонациями Dies irae. Николай Луганский, исполнивший партию фортепиано, без проблем справляется с капризными виртуозными пассажами, артикулирует с аполлонической ясностью, фразирует с большим вкусом и следит за манерой исполнения, что особенно важно, когда речь идет о музыке Рахманинова, которого, кстати, он также исполнил и на бис.

Здесь, наконец, патриотический апофеоз грандиозной кантаты «Александр Невский» Прокофьева — хор Большого театра, бывший национальной гордостью России, снова возвращается к прежнему блеску, демонстрируя и мощь, и красоту звучания. Если и можно придраться к чему-либо по окончании такого значительного концерта, то только к этому явному стремлению показать, как на витрине, уровень театра. Демонстрация звука всегда полного и изобилующего прекрасными гармониями, без сомнения, очень эффектна, но здесь есть риск впасть в аффектацию, тяжеловесную и монотонную, особенно в отсутствии явного внутреннего напряжения (скрытого в музыке Чайковского и только временами проявляющегося в кантате Прокофьева), способного связать мелодические и ритмические трансформации в одну живую пульсирующую нить. В отсутствии этого напряжения звуковая насыщенность обретает экспрессию энцефалограммы.

Однако прекрасен эпизод похоронного пения, в котором темное и бархатистое звучание оркестра обнимает потрясающее меццо-сопрано Елены Манистиной. Прекрасен эпизод битвы между тевтонцами и русскими на замерзшем Чудском озере, который составляет сердце музыки Прокофьева, а также одноименного фильма Эйзенштейна, для которого она была написана и откуда потом была извлечена и переделана. Здесь стремление прославить не заслоняет оригинальность письма, еще и подчеркнутую исполнением: тремоло струнных кажется пронизанным ледяным туманом, тромбон придает теме тевтонцев из третьей части кантаты подходящее ей животное упорство, а хор рыцарей высвобождает мрачную и разрушительную стихию. В памяти воскресают образы чудовищных кентавров с головами без лиц, которые заменяет массивное железо, — незабываемые благодаря уникальному сочетанию музыки и изобразительного ряда, созданного Эйзенштейном и Прокофьевым.

Эльвио Джудичи
«Иль Джорно», 09.01.2008

Перевод Александры Мельниковой