Главный дирижер Большого театра Александр Ведерников по нашей просьбе комментирует очередное появление на московской сцене симфонического оркестра Большого театра.
— Александр Александрович, чем вы руководствовались, выбрав из всех симфонических поэм Штрауса именно «Жизнь героя?
— Я бы назвал ее вершиной — больше Штраус к этому жанру не обращался, писал только симфонии. На мой взгляд, в этой поэме он смог суммировать все свои достижения — как художественные, так и технические. В «Жизни героя» — самое декоративное письмо, и эта поэма наиболее протяженная... Мне кажется, если оркестр может сыграть такое сочинение, это значит, что пройден некий рубеж, покорен один из важных оркестровых пиков. Это своего рода вызов коллективу.
— Вы считаете, оркестр полностью готов к покорению этого пика, или же хотите, чтобы он, что называется, «вырос», попытавшись взять этот пик?
— К таким сочинениям, как «Жизнь героя», пожалуй, никогда нельзя быть абсолютно готовым. Тем не менее, до какого-то момента я бы в принципе не стал играть это произведение с оркестром Большого театра. Но сейчас я четко вижу, что играть его можно и нужно. Хотя пространство для развития, безусловно, остается всегда.
— Что Вы можете сказать о солистке, сопрано Рикарде Мербет?
— Она родилась в Восточной Германии. После падения Берлинской стены переехала в Вену и с тех пор активно сотрудничает с Венской оперой. Специализируется, в основном, на партиях Вагнера и Штрауса. У нас пока не очень известна — по ряду причин. По тем же причинам, скажем, у нас была неизвестна Вальтрауд Майер — в Москве на ее имя стали реагировать только после того, как мы ее сюда привезли. Надеюсь, что так же произойдет и с Рикардой Мербет.
— А как бы вы прокомментировали «набор» песен в программе?
— Если заходит речь о песнях Штрауса, то в голову, конечно, сразу же приходят четыре последние. Они наиболее известны. На самом деле, полное собрание сочинений Рихарда Штрауса, которое недавно закончили издавать, включает в себя целый том песен, им же самим и оркестрованных. Это порядка 25 сочинений. Мы выбрали цикл из шести песен на слова Брентано и еще пять, которые достаточно хорошо известны.
У нас, учась в консерватории, в обязательном порядке играешь несколько песен Штрауса по концертмейстерскому классу. Есть среди них особенно популярные в нашей практике, и некоторые из них будут исполнены 29 марта. Но, как мне кажется, с оркестром их в России еще никто не пел.
Есть и другая причина, по которой захотелось сыграть песни с оркестром. Еще лет пятнадцать-двадцать назад в Большом и Малом залах Московской консерватории регулярно проводились камерные концерты. Имею в виду — и фортепианные, и скрипичные, и квартетные, и вокальные вечера. Помню, например, как мой отец пел концерт в Большом зале, а потом концерт в Малом. И все — только с роялем. А потом такие концерты стали скорее исключением, чем правилом — не могу точно сказать, когда и, тем более, почему.
Сейчас даже пианисты играют сольные концерты намного реже, и, например, сонатный вечер в Большом зале консерватории я себе с трудом представляю. Сольный концерт будет, если приедет Репин или Венгеров, и публика пойдет именно на солиста, а вовсе не для того, чтобы послушать, к примеру, сонату Франка. Так что, исполняя песни с оркестром, мы делаем своеобразный намек на то, что необходимо возвращаться к камерному музицированию.
— Как руководитель оперного театра, вы наверняка согласитесь с тем, что камерные концерты для вокалистов являются очень важной составляющей их творческой жизни, поскольку камерные выступления могут дать такой опыт, который на сцене оперного театра приобрести нельзя. Вы хотели бы, что артисты Большого театра также приняли участие в возобновлении той традиции, о которой Вы говорите?
— Конечно. Когда мы проводили прослушивание претендентов на участие в постановке оперы «Борис Годунов», я сказал, что как раз из оперы ничего петь не надо, пусть все придут и споют романсы Мусоргского. Все стиснули зубы и выучили.
— И какое это на вас произвело впечатление?
— Очень хорошее. Во-первых, люди к этому отнеслись серьезно. Во-вторых, поскольку для большинства это малоизведанная территория, не было возможности опереться на какие-то штампы, и пришлось попытаться создать что-то свое. На мой взгляд, это был крайне полезный опыт.
Но — возвращаясь к предыдущему вопросу — в комплексе все это довольно сложно. Все наши певцы довольно сильно заняты, и если предложить им сделать вокальный вечер артистов Большого театра, то они в первую очередь начнут предлагать отрывки из опер. Если же заходит разговор о камерном репертуаре, все упирается в необходимость изучения нового материала, точнее в то, что это далеко не всеми приветствуется. Ну и, разумеется, «рекомендовать» изучение камерного репертуара имеет смысл лишь тем, кто сможет себя в нем проявить.
Кроме того, пока не сформулировано четкое предложение, а также нет площадки, на которой можно было бы на подобное предложение ответить... Если бы у нас был для этого, например, Малый зал Московской консерватории... В свое время я предлагал сделать именно камерный абонемент Большого театра. У нас есть очень мощные и яркие творческие силы, которые могли бы такой абонемент сделать интересным: это, безусловно, были бы не только певцы, но и различные ансамбли, которые существуют в рамках нашего оркестра. Не могу сказать, что эта идея совсем не встретила понимания у руководства Московской филармонии, но к какому-либо конкретному решению мы пока не пришли.
Интервью взял Борис Лифановский
Студии Артемия Лебедева