О нас

«Князь Игорь» по праву считается одной из главных русских опер. Без него уже сложно представить историю отечественной музыки XIX века. «Младший брат «Руслана» стал образцом русской эпической монументальной оперы. Масштабная, многоплановая фреска сочетает «высокое» эпическое повествование и народный комизм, сталкивает русский былинный распев и «неистовый» музыкальный мир Востока. Сам Бородин объясняет свою эстетическую позицию так: «По-моему, в опере, как в декорации, мелкие формы, детали, мелочи не должны иметь места: все должно быть писано крупными штрихами, ясно, ярко и, по возможности, практично в исполнении, как голосовом, так и оркестровом».

Экскурс в историю
Обратиться к сюжету «Слова о полку Игореве» Бородину посоветовал музыкальный критик и общественный деятель Владимир Стасов, идея пришлась композитору «ужасно по душе», и в 1869 г. он принялся за работу с огромным рвением и поистине научным подходом.

Стасов писал: «Бородин перечитал все, что только могло относиться к его сюжету. Я доставлял ему из публичной библиотеки летописи, трактаты, сочинения о „Слове о полку Игореве“, переложения его в стихи и прозу, исследования о половцах; он читал, сверх того, эпические русские песни, „Задонщину“, „Мамаево побоище“ (для сцены жен, прощающихся с мужьями), эпические и лирические песни разных тюркских народов (для княжны Кончаковны и вообще всего половецкого элемента). Наконец, от В. Н. Майкова он получил некоторые мотивы из песен финско-тюркских народов, и через него же, от знаменитого венгерского путешественника Гунфальви, музыкальные мотивы, записанные им в Средней Азии, или у потомков древних половцев, живущих еще и до сих пор несколькими селениями в одном округе Венгрии». Помимо русского и восточного фольклора, композитор собирал сведения о быте, общественных отношениях и даже типах оружия русских и половцев. Однако уже через год Бородин отказался от своего замысла: «Куда мне, в самом деле, связываться с оперою! А сюжет, между тем, как ни благодарен для музыки, вряд ли может понравиться публике. Драматизма тут мало, движения сценического почти никакого. Наконец, сделать либретто, удовлетворяющее и музыкальным, и сценическим требованиям, не шутка. У меня на это не хватит ни опытности, ни умения, ни времени».

В 1874 г. композитор вновь возвращается к «Князю Игорю». Сочинительство идет «неровно», с большими перерывами. Работа в Медико-хирургической академии, активная научная и общественная деятельность не дают композитору полностью сосредоточиться на опере. «Я напоминаю отчасти Финна в „Руслане“, — писал Бородин, — как тот, в мечтах о любви своей к Наине, не замечал, что время-то идет да идет, и разрешил задачу, когда он и Наина поседели и состарились, — так и я все стремлюсь осуществить заветную мечту — написать эпическую русскую оперу. А время-то бежит со скоростью курьерского поезда: дни, недели, месяцы, зимы проходят при условиях, не позволяющих думать о серьезном занятии музыкою».

По мере сочинения «Игоря» его отдельные номера исполнялись на концертах Бесплатной музыкальной школы, что, по свидетельству Римского-Корсакова, в немалой степени способствовало продвижению работы над оперой: «Сколько просьб и приставаний было сделано с моей стороны милейшему Бородину, чтобы он наоркестровал для концертов несколько нумеров... Бывало ходишь-ходишь к нему, спрашиваешь, что он наработал. Оказывается — какую-нибудь страницу или две страницы партитуры, а то и ровно ничего. Спросишь его: „Александр Порфирьевич, написали ли вы?“ Он отвечает: „Написал“. Но оказывается, что он написал множество писем. „Александр Порфирьевич, переложили ли вы, наконец, такой-то нумер?“ — „Переложил“, — отвечает он серьезно. „Ну, слава богу, наконец-то!“ — „Я переложил его с фортепиано на стол“, — продолжает он так же серьезно и спокойно. <...> Во всяком случае, не будь концертов Бесплатной музыкальной школы, в судьбе оперы „Князь Игорь“ многое было бы иначе».

О том же свидетельствует и сам автор: «Хор славления имел большой успех, а для судьбы моей оперы имел существенное значение. Нужно заметить, что я вообще композитор, ищущий неизвестности; мне как-то совестно сознаваться в своей композиторской деятельности. ... у других она прямое дело, обязанность, цель жизни — у меня отдых... Вот почему я, хотя с одной стороны желаю довести оперу до конца, но я другой — боюсь слишком увлекаться ею, чтобы это не отразилось вредно на моей другой деятельности. Теперь же, после исполнения хора из „Игоря“, в публике стало уже известно, что я пишу оперу: скрывать и стыдиться нечего... теперь волей-неволей придется кончать оперу». Однако завершить оперу композитор так и не успел. После скоропостижной смерти Бородина работу над «Князем Игорем» довели до конца Римский-Корсаков и Глазунов.

Премьера оперы состоялась 23 октября 1890 г. в Мариинском театре и прошла с огромным успехом. 19 января 1898 г. ее впервые услышала публика Большого театра. В 1899-м она была впервые поставлена за рубежом — в Праге. А затем и в Париже, Нью-Йорке, Милане — начался победоносный поход «Игоря» по мировым оперным сценам.

«Игорь» в Большом
Для Большого театра «Князь Игорь» стал одним из знаковых названий, на протяжении многих лет составляя основу «русской» части репертуара театра. Опера выдержала семь постановок и никогда не исчезала с афиш надолго. Всего «Князь Игорь» прошел в Большом более тысячи раз.

«Игоря» в Большом ставили режиссеры Антон Барцал и Александр Санин, две постановки осуществил Владимир Лосский, две — Леонид Баратов (вторая его постановка «продержалась» на сцене 35 лет, став одним из самых знаменитых спектаклей Большого театра). В 1992 г. Большой театр и генуэзский театр Карло Феличе (Италия) осуществили совместную постановку оперы — свою версию «Князя Игоря» тогда представил Борис Покровский.

Дирижировали этой оперой в Большом театре Ульрих Авранек, Сергей Рахманинов, Николай Голованов, Александр Мелик-Пашаев, Марк Эрмлер, Александр Лазарев. Знаменитые «Половецкие пляски» шли в хореографии Ивана Хлюстина, Александра Горского и Касьяна Голейзовского. Оформляли спектакли Константин Коровин, Федор Федоровский и Валерий Левенталь.

Среди исполнителей главных партий были замечательные артисты — Павел Хохлов, Мария Дейша-Сионицкая, Леонид Собинов, Александр Пирогов, Ксения Держинская, Максим Михайлов, Вера Давыдова, Надежда Обухова, Иван Петров, Марк Рейзен, Иван Козловский, Сергей Лемешев, Евгений Нестеренко, Тамара Милашкина, Владимир Атлантов, Елена Образцова, Тамара Синявская и многие другие.


Юрий Любимов и Василий Синайский.

«Князь Игорь»-2013
В нынешнем году «Князь Игорь» возвращается в Большой после рекордно продолжительного — одиннадцатилетнего — отсутствия. Свой авторский взгляд на эту оперу продемонстрирует мэтр отечественной режиссуры Юрий Любимов. Легендарный создатель театра на Таганке известен во всем мире не только как драматический, но и как оперный режиссер, тогда как в России «музыкальная» сторона творчества маэстро до сих пор оставалась в тени. А между тем «оперуполномоченный Советского союза» (по выражению самого режиссера) осуществил более двадцати оперных постановок в крупнейших театрах, среди которых Ла Скала, Парижская национальная опера, Королевская опера Ковент-Гарден, Баварская государственная опера, неаполитанский театр Сан Карло, чикагская Лирик-опера, фестиваль «Флорентийский музыкальный май».

Слово Юрию Любимову:
«Князь Игорь» дает возможность говорить о том положении, которое сложилось в нашей цивилизации. Мне бы хотелось, чтобы высшие силы иногда посматривали вниз и видели, что творится на земле. В этой опере так и происходит. Акцентировать все внимание на войне мне не хотелось. Русские князья столько воевали друг с другом, что вообще насилу земли хоть какие-то остались! Так что мы будем не воевать, а обращаться к разуму.

Оформление спектакля символистическое и довольно лаконичное, но детали, которые вы увидите, — исторические и тщательно подобранные. Быта как такового в спектакле нет — есть образы, ситуации и действия. А в передаче настроения той или иной картины особую роль будет играть свет.

В столь любимых публикой половецких сценах мне хотелось подчеркнуть всю глубину коварства, которое скрывается за радушием «хозяев» и которое во многих постановках сходит на нет. Над пластическим рисунком роли буду работать с каждым исполнителем, создавать для каждого — будь то солист, артист хора или миманса — «партитуру» тела, лепить позу, выстраивать реакции, чтобы все было сделано музыкально«.


Макет Зиновия Марголина.

Оформляет спектакль известный театральный художник Зиновий Марголин, обладатель всевозможных театральных премий и наград (в том числе нескольких премий «Золотая маска»), уже успешно сотрудничавший с Большим театром.
За дирижерским пультом — музыкальный руководитель и главный дирижер Большого театра Василий Синайский.
В составе исполнителей — лучшие силы Большого, от мастеров «старой школы» до артистов Молодежной оперной программы, а также приглашенные артисты.

Музыка
Как известно, музыкальная драматургия оперы до сих пор остается предметов исследования для музыковедов. В 1947 г. Павел Ламм восстановил весь авторский текст оперы, но канонического «аутентичного» варианта «Князя Игоря» не существует, и театры каждый раз предлагают свой вариант, то включая в редакцию Римского-Корсакова авторские сцены, исключенные редакторами, то убирая редакторские добавления, то предлагая иной порядок сцен и номеров.



На вопросы об особенностях музыкальной редакции, в которой пойдет «Князь Игорь» в Большом, ответил Павел Карманов:

— В чем заключалась ваша работа?
— Творчества моего здесь нет. Это была, за редким исключением, именно редакторская работа. Меня привлек к ней Владимир Иванович Мартынов, с которым мы давно дружим и являемся коллегами «из одного лагеря». Он очень много работал с Юрием Любимовым в театре на Таганке, они давние соратники. Мартынов с полуслова понимает его пожелания. Поэтому в первый раз мы пришли к Юрию Петровичу с ним вдвоем, он меня представил — и мы распределили роли. Я должен был заниматься выполнением собственно музыкальной редакции, а Мартынов ее модерировать, направлять в нужное русло и помогать в решении спорных вопросов.

Все идеи этой постановки принадлежат Юрию Петровичу — я был всего лишь его музыкальными «руками». Главная идея заключалась в том, что мы должны двигаться от либретто, написанного Бородиным, в сторону «Слова о полку Игореве». С его точки зрения, в этой опере есть моменты, мешающие основной фабуле. В частности, слишком много внимания уделено развитию не имеющих отношения к «Слову» любовных и дружеских перипетий. Он стремился идти в сторону истории и драмы и, желая сконцентрироваться на исторических событиях, попросил соответствующих сокращений.

Кроме того, Юрий Петрович хотел сделать оперу динамичнее, что естественно для режиссера драматического театра. (Впрочем, Любимов, как известно, является также и маститым оперным режиссером. Но — интересный факт! — работая в различных оперных театрах мира, он всегда делал купюры. Например, в Германии купировал Вагнера (!) — и это было совершенно нормально встречено немцами. Те зрители, что сидели в театре с партитурами (кажется, это была «Гибель богов» в Мюнхене), сначала удивились, но потом приноровились пролистывать свои партитуры и находить нужные места. В результате, никого ничто не возмутило).

Вот так мы и работали. Юрий Петрович просил убирать длинноты, и я шел ему навстречу, однако в то же время боролся и за Бородина.

— Конфликтов не возникало?
— Нет, если были спорные моменты, то приглашался Мартынов и помогал своим авторитетом. Лично я исходил, прежде всего, из красоты музыки, убеждая Юрия Петровича, что не следует жертвовать тем или иным куском, несмотря на то, что он может казаться затянутым.

Так мы проработали два или три дня. Сидели буквально с секундомером, поскольку Юрий Петрович очень дотошно, буквально посекундно отмерял желательные для него купюры. Купированием я занимался дома по одной из имеющихся у меня записей. В результате, у меня получился новый вариант сокращенной оперы, который Любимовым был одобрен. Его цель была достигнута — опера действительно стала очень динамичной. Ушло то, что раздражало его в длиннотах (хотя, может быть, и божественных), осталась только жесткая канва. Например, мы полностью убрали (наверное, к неудовольствию исполнителей этой партии) арию Кончака, где поется только о дружеских чувствах к Игорю, о восхищении Кончака его полководческими качествами и т.д. Любимову было очень странно видеть, как во всех постановках плененный Игорь совершенно свободно разгуливает по половецкому стану и выслушивает дружеские речи. Ему хотелось, чтобы он был почти что в оковах или веригах — по крайней мере, под охраной, он же в плену и в любой момент может сбежать, о чем, кстати говоря, поет! Здесь мы это отражаем.

Что больше всего восхищает Юрия Петровича в этой опере, так это «Половецкие пляски». Они оставлены без каких-либо изменений, в них восстановлена хореография Голейзовского, для чего был специально приглашен Юрий Григорович.

Более того, Юрий Петрович просил максимально ужесточить и усилить звучание «Половецких плясок», чтобы они стали более брутальными. Но я не считал возможным внедряться в партитуру и не хотел тягаться с Римским-Корсаковым и Глазуновым.

Выход был найден иным способом. Прямо на сцене разместится своего рода «банда», которая не бутафорски, а вполне реально будет играть на ударных инструментах. Я обратился за помощью к Марку Пекарскому, который познакомил меня с замечательным мастером Юрием Равичем, лучшим в Москве специалистом по ударным инструментам (он делал, в частности, все инструменты для театра Анатолия Васильева). Он изготовил по заказу Большого два инструмента под названием «тар», они и будут использоваться в постановке. Изначально предполагались дойры, но это сложный инструмент — своего рода фортепиано среди бубнов. Тары более простые, но по звучанию нам абсолютно подходят. Сейчас решается вопрос, кому конкретно играть на этих тарах. Это будут ударники из оркестра Большого театра, музыканты, обряженные в половецкие одежды, которые с двух сторон будут добавлять к звучанию «Половецких плясок» некую условную «лезгинку». Этот танец един для всех восточных народов, не привязан ни к какой конкретной национальности, так что, возможно, он был и у половцев.


Танцы в половецком стане. Фоторепортаж с репетиций Дамира Юсупова.

Я провел исследование по поводу возможных половецких музыкальных инструментов и выяснил, что у них не было ничего, кроме кожаных литавр — казанов, в которых варили еду и на них же потом натягивали кожу и били в них палками, когда ехали на лошадях. Но этот инструмент показался слишком громким, совершенно далеким от Бородина и неуместным в данном случае. Я прописал в партитуре партию для таров — не постоянную, а только в быстрых номерах, достаточно простую, допускающую определенную мелизматику (которую мы еще будем прорабатывать с ударниками), в ритме лезгинки. Таким образом, по настоянию Юрия Любимова мы усилили в «Плясках» ударную группу, но в целом обошлись малой кровью.

— А как все же теперь выглядят любовные линии?
— Например, из четырех строф плача Ярославны осталось две. Я оставлял то, что наиболее оригинально и развито по музыке, где поются самые значимые слова текста. Каватину Кончаковны мы тоже сократили. Что касается дуэта Кончаковны и Владимира Игоревича — осталась буквально пара-тройка реплик. Мы обозначаем, что у них есть взаимные чувства, но не делаем на этом акцента.

С другой стороны, мне удалось сохранить третий половецкий акт, который в большинстве постановок отсутствует. Обычно его выкидывают, потому что он «слишком длинный». Но если его убрать совсем, получается абсурд. Только что Игорь сидел в плену — и вдруг он ни с того ни с сего уже едет к Ярославне, которая сама только что спела свой плач. Как же он мог там оказаться? Об этом идет речь в третьем акте, где есть сцена побега и куда мы вставили монолог Игоря — его вторую большую арию. Там он очень страдает и мечтает о новом походе. Более того — этот акт насыщен прекрасной музыкой, ее убирать, по-моему, несправедливо по отношению к Бородину.

— Nota bene — вы восстановили в своей редакции первоначальный вариант арии Игоря!
— Она есть в записи «Игоря» под управлением Валерия Гергиева. Но я не нашел ее оркестровых вариантов, и мне пришлось оркестровать ее по клавиру Ламма, руководствуясь своим слухом и данной записью (благо это было не очень сложно).

— Не было мысли вернуться к другим вариантам, которые выпустили Римский-Корсаков и Глазунов (например, сцена бунта челяди Галицкого)?
— Нет. У этой оперы масса разных вариантов, но мы делали все компактно и сжато. Так, первое действие (сцены у Галицкого и в тереме Ярославны) идет у нас десять минут, увертюра (которую, как известно, написал не Бородин, а Глазунов) вместо десяти минут идет три — и сразу attacca врывается в Пролог. Но когда войско уходит, Пролог не заканчивается. Приходят половцы и на разработке увертюры идет битва, в которой половцы побеждают русское войско. После этого, естественно, идет Половецкий акт. А после него — действие в Путивле с Галицким и Ярославной, затем второй половецкий акт с побегом и финал, который тоже достаточно сокращен. При этом в самом финале мы возвращаемся к хору «Славься» из Пролога, что, по версии некоторых музыковедов, предполагал изначально Бородин.

— Не боитесь, что такие масштабные купюры будут встречены, скажем так, без большого одобрения?
— Совсем недавно я разговаривал с очень хорошим музыкантом N. из оркестра Большого театра. Они проиграли всю оперу на оркестровой корректуре, после которой он подошел ко мне и сказал: «Знаешь, мы все очень волновались, что у вас вышло с „Игорем“, но теперь вижу, что там есть все, к чему привыкло ухо». Все, что хочется услышать в этой опере, — оно присутствует. Более того, в нашей сокращенной редакции все тональные планы очень подходят друг к другу, за исключением некоторых мест, где пришлось делать небольшие модуляционные переходы. Полная купюра арии Кончака — единственное исключение. Все остальное не должно быть сильно заметно для публики.

Ну и потом, любая постановка вызывает — у кого-то негодование, а у кого-то — восхищение. Но я убежден, что сокращение длительности оперы и бóльшая ясность фабулы будут приятны всем. Сейчас «Князя Игоря» собираются ставить много где — в Венской опере, например, или в Мет, но Большой театр может оказаться в более выигрышном положении благодаря этой редакции, которую можно будет без труда представлять на гастролях.

— Долгое время «Князя Игоря» рассматривали как оперу «национально-государственническую» (формулировка Бориса Асафьева). Применима ли эта характеристика к нынешнему «Игорю» Большого?
— Как выразился Юрий Петрович перед началом работы, «это имперская русская опера под сенью богородичной иконы». Его постановка совершенно традиционна с точки зрения театрального языка: в ней не будет модернистских нововведений. Действие не будет никуда перенесено, Игорь не будет ходить в костюме клерка из рекламного агентства, и т.д., и т.п. Прекрасные декорации Зиновия Марголина достаточно условны и символичны, потому что главной целью была концентрация на внутренних переживаниях героев. Прежде всего, спектакль концентрируется на Игоре, который мечтает только о том, чтобы снова собрать войско и победить. В данном случае драматургия не рассеяна на множество побочных линий.

— С другой стороны, Владимир Игоревич и Кончаковна действительно поженились и более того — стали прародителями Александра Невского.
— Да. Но опера называется «Князь Игорь». И в данном конкретном спектакле мы об этом не говорим.

— Насколько, с вашей точки зрения, трактовка «Слова о полку Игореве», предложенная в свое время Бородиным, актуальна сегодня?
— Мы постарались к этому приблизиться — сделать ее актуальной. Не в отношении антуража или постановочных эффектов, а в смысле цельности драматургии. Может быть, Бородин ее писал всю жизнь и так и не написал, потому что не мог найти правильного решения? Возможно, привнесение многочисленных сюжетных линий только запутало автора? Мы попытались этот клубок распутать.

— Можно ли, таким образом, констатировать, что режиссер из оперы-эпоса решил сделать оперу-драму?
— Он стремился делать прежде всего театр. Над этим он работает и на репетициях. Сейчас он занимается с певцами и тратит много времени на отработку мимики, движения по сцене. Главное, что я хотел сказать, — ни у кого не возникало желания «улучшить» эту оперу. Мы просто хотим сделать ее более «слушабельной» в наши дни.
Очень вероятно, что практика сокращений (конечно, деликатно выполненных), действительно, становится актуальной в наши дни, когда требуются более сжатые, динамичные формы.

Интервью взял Борис Мукосей