О нас

«Корсар». Большое качание на волнах
Захватывающий балет на сомнительный сюжет

Название театра переводится с русского как «большой», и Большой балет, выступающий в Вашингтоне на этой неделе, справедливо претендует на то, чтобы считаться самой большой балетной труппой в мире. Свой недельный марафон в Кеннеди-центре (выступления труппы начались во вторник, а завершатся в воскресенье) Большой целиком посвятит одному спектаклю — внушительной реконструкции балета «Корсар».

Хореограф Мариус Петипа при жизни осуществил пять версий этого балета. Партитура первоначально была создана Адольфом Аданом, а затем на протяжении многих лет ее дополняли еще девять других композиторов, среди которых особенно «постарался» Цезарь Пуни.

Краткое содержание этого огромного балета в его нынешней версии занимает три полных страницы в буклете — информации о сюжете балета действительно много, хотя его ситуациям и характерам можно было уделять и поменьше внимания.

Танец Большого балета — величественный, технически блестящий, по-настоящему «большой». Движение заполняет театр, энергия танцовщиков «наэлектризовывает» публику. И уже неважно, что сюжет крутится вокруг продажи молодой женщины в какое-то непонятное рабство и представляет собой старую сказку о давних временах.

Впечатляющей была Мария Александрова в партии главной героини Медоры, она была невозмутима и производила впечатление скорее «значительной балерины», чем «молодой гречанки». Ее партнер Николай Цискаридзе, танцовщик с великолепной техникой, тоже был не совсем убедителен в роли героя.

Среди исполнителей особенно выделялись Анастасия Сташкевич — чистотой танца, Нина Капцова — заразительной жизнерадостностью, а также Ольга Стеблецова, Екатерина Крысанова и Анна Леонова, необычайно живо исполнившие трио одалисок.

Эта постановка «Корсара» была осуществлена два года назад двумя старыми друзьями (еще со времен учебы в Московском хореографическом училище 20 лет назад): Алексеем Ратманским, недавно покинувшем пост художественного руководителя Большого балета и ныне являющимся постоянным хореографом Американского театра балета, и Юрием Бурлакой, который в январе заступил на покинутую Ратманским должность.

Эти выходные предоставят шанс присутствовать при особенном событии. Те, кто придут на субботний или воскресный дневные спектакли, увидят в главных партиях молодых танцовщиков Большого Наталью Осипову и Ивана Васильева, которые своим волшебным, блестящим исполнением произвели столь яркое впечатление на американскую публику два года назад. Будем надеяться, что молния все же ударит дважды в одно и то же место.

Жан Бетти Льюис
«Вашингтон таймс», 18.06.2009

Стоять! «Корсар» Большого демонстрирует настоящее эстетическое сокровище

Конечно, девушек никогда не преследовали так радостно, а те не обезоруживали мужчин так бесповоротно, да и пираты никогда не были такими «пиратскими», как в «Корсаре» Большого театра.

По бесшабашности героев этот балет не уступает «Пиратам Карибского моря», но в то же время он очень возвышен — на «женской территории»: партия главной героини — одна из наиболее трудных в классическом репертуаре. В какой-то момент количество танцовщиц в пачках на сцене Кеннеди-центра уже почти превышает его вместительную способность, а если вас больше интересуют зажигательные народные танцы — они тоже здесь есть, причем в невероятном изобилии.

Представления «Корсара» Большого театра начались во вторник и продлятся до воскресенья. Спектакль просто переполнен огромным количеством блестящих идей. Но что поражает больше всего — это та невероятная энергия, с которой балет идет на протяжении всех трех (!) часов.

Даже среди лучших балетных трупп сложно найти такую, которая может передавать публике такое ничем не сдерживаемое электричество. Это отличительная черта Большого. Мы это видели во время предыдущих гастролей труппы здесь в Вашингтоне. Нынешняя постановка «Корсара» осуществлена в 2007 г. исключительно одаренным хореографом Алексея Ратманским (сейчас Ратманский — постоянный хореограф Американского театра балета, а в то время он руководил Большим балетом) и нынешним худруком Большого Юрием Бурлакой. Они приняли за основу своей постановки версию Мариуса Петипа 1899 года. Спектакль, с одной стороны, возвращается к истокам рубежа веков — с его восхищением экзотикой востока (в данном случае — Турции) и обитательницами гарема, выраженным через западный классический танец, а с другой — он невероятно живой.

Спектакль получился таким живым, потому что каждый его момент живет и дышит. Часто многоактные балеты увлекательны только местами (обычно там, где танцуют главные герои), а во время обязательных общих сцен они довольно тоскливы. В «Корсаре» это отнюдь не так. Исполнитель каждой, казалось бы, незначительной роли, от продавца ковров до торговца фруктами, обрисовывает свою роль ярко и полно.

В сцене на рынке из первого акта вы видите много пантомимы, персонажи здесь общаются посредством жестов усыпанных драгоценностями рук. И легкие, воздушные танцы — как пар со сковородки. Посреди развешенных ковров и корзин с апельсинами паша и другие покупатели обсуждают деньги и женщин с ощутимым энтузиазмом. (Вы прекрасно понимаете, о чем они говорят на своем молчаливом языке пантомимы, их слова приходят вам на ум, как песня).

Как бы то ни было, это не обычный базар, главный товар здесь — женщины, которых продают в рабство. О рабстве и типичных для того времени обычаях здесь говорится легко, без оправданий, как следовало бы (жалобы можно отправлять на могилу Петипа). Общий тон балета очень светлый, это скорее комический балет с многочисленными остротами и забавными падениями.

Сюжет довольно запутанный, а список действующих лиц очень большой: здесь и муфтии, и султанши, и евнухи, но вам совершенно не нужно концентрироваться на персонажах, пытаясь понять, кто есть кто. Это становится относительно понятным по ходу действия: Конрад — предводитель группы длинноволосых корсаров (пиратов), он любит рабыню Медору, главное сокровище рынка, к Медоре благосклонны и старый хозяин базара Ланкедем, и богатый паша.

Конрад и Медора собирают вместе других рабов и убегают с рыночной площади; они укрываются в пещере на берегу моря, пока их не предают — корсары похищают Медору и продают ее паше. Ну и так далее: Конрад и его собратья врываются во дворец паши, чтобы вернуть Медору, затем уплывают на корабле, но на этот раз их предает само море: так начинается одна из самых зрелищных сцен кораблекрушения, которые вы только можете увидеть на суше.

Состав исполнителей во вторник был очень силен, но исполнители главных партий Мария Александрова и Николай Цискаридзе — совершенно иного порядка. С золотой серьгой в ухе, черными непослушными волосами и щетиной Цискаридзе казался настоящим «плохим парнем», сердцеедом вроде Колина Фаррелла, с «жадным», бравурным прыжком. На протяжении тех лет, что Большой является нашим частым гостем, мы увидели, как Мария Александрова выросла из бойкой многообещающей танцовщицы в балерину с королевской повадкой и лоском, не потеряв при этом свой высокий, кошачий прыжок.

Вот она перелетает с одной стороны сцены на другую в большом прыжке, «бросая» ноги в разные стороны — это как крик о необходимом ей жизненном пространстве. Вы будто слышите ее голос: «Разойдись!», и толпа теснится по углам. За эти годы она также усовершенствовала координацию всего тела, которая является отличительной чертой русской техники: стопы и ноги держат один ритм, корпус расслаблен и очень отзывчив, а руки увлекает какая-то своя мелодическая линия. Даже через два, а затем и три часа балета ее ноги и стопы были натянуты, как рапиры.

Технический блеск этих двух танцовщиков сочетался с глубокой актуальностью всего балета. Взять, например мазурку с саблями из первого акта в исполнении группы танцовщиков, стремительно мчащихся по сцене в сапожках и туфлях на каблуках. Это народный танец как часть жизни, естественный и необходимый, как воздух. В какой-то момент танцовщики даже начинают изображать греблю, придавая танцу «мореплавательский» оттенок. И даже в пачке и на пуантах Александрова естественным образом списывается в этот танец на каблуках. И это демонстрирует нам степень одаренности Ратманского — драматическая логика этой сцены, причина ее выразительности очевидны: энергия классического танца происходит из того же источника, что и у танца народного.

Народный танец из сцены в пещере корсаров несколько отличается по настроению. Здесь ясно выражено ощущение свободы на своей территории: танцовщики мчатся через сцену, прищелкивая каблуками, запрокидывают партнерш себе на руки и заключают их в горячие объятия.

После этого «земного» танца идет один из наиболее часто исполняемых фрагментов классического балета вообще — па де де Конрада и Медоры, которое начинается с арфовой каденции и знаменитой мелодии Дриго. (Павел Клиничев дирижировал оркестром Оперного театра, ясно и звонко «озвучивая» эту партитуру, составленную из музыки множества композиторов, среди которых Адольф Адан, Лео Делиб, Цезарь Пуни и другие).

Это па де де не превратилось в чистую демонстрацию техники, как это обычно бывает, оно было наполнено тем же ощущением, той же необузданной энергией, что и танец пиратов. Цискаридзе почти вылетал со сцены со своими вращениями по кругу. Александрова оттеняла серию легких прыжков и вращений неподвижным арабеском: поток жидкого металла внезапно застывал, как сталь.

Среди исполнителей также выделялись Геннадий Янин в роли пожилого Ланкедема. Этот характерный танцовщик, комичный, но не уходящий в буффонаду, — настоящее сокровище. А когда он дрожащими руками слабо пытался защититься от пиратов, сердце просто сжималось. Анастасия Сташкевич и Денис Медведев танцевали знаменитое па де де из первого акта, она — с деликатностью и точностью швейцарских часов, он — с утонченной мощью Феррари, при каждом прыжке танцовщика было страшно, что его бархатные брючки просто разорвутся.

Декорации Бориса Каминского становились все более впечатляющими с каждым актом. Пещера корсаров во второй сцене первого акта — с высокими сводами и линиями готического собора — казалась не выдолбленной в камне, а, скорее, искусно вырезанной в дереве. А из пещеры было видно сверкающее море. Костюмы Елены Зайцевой отличались друг от друга по блеску и богатству.

Особенно удалась Каминскому финальная сцена в море — с плещущимися волнами, сверкающей молнией и машиной для тумана. Но когда море поднимается, чтобы сокрушить и поглотить пиратский корабль, можно поклясться, что это действие не театральных машин, а неистовства духа — или экстаза?

Сара Кауфман
«Вашингтон пост», 18.09.2009

Перевод Александры Мельниковой